Екатерина Юшкевич

“Хорошая история”



Фотограф и художница Екатерина Юшкевич в феврале этого года стала второй участницей резиденции “Новые истории Екатеринбурга” — Ольга Дерюгина встретилась с ней, чтобы обсудить полученный опыт и коммуникационную роль фотографии сегодня.





Ольга Дерюгина: Расскажи, пожалуйста, как появилась идея участия в этой резиденции? Почему именно Екатеринбург? Какие были условия?



Екатерина Юшкевич: Первый раз я оказалась в Екатеринбурге почти год назад, проездом, моя работа “Шесть букв. Первая — Л” участвовала в книжной выставке, которую курировала Настя Богомолова. Настя пригласила меня провести лекцию или мастер-класс — но мне эти форматы не близки, поэтому я предложила открытое обсуждение того, что такое “фотокнига”. Сам город, при том, что он четвертый в России по величине, очень здорово спланирован — есть ощущение, что он сделан для тебя, не напоминает декорацию и архитектура не довлеет. В Санкт-Петербурге, например, и в других, с похожей архитектурой городах — я просто не могу найти себе места, среди этой… красоты.


В центре Екатеринбурга, в основном, невысокие дома, много конструктивизма. И, так как мне понравился город и музей, я стала внимательно следить за тем, что в нем происходит. В августе или сентябре был объявлен конкурс заявок на участие в арт-резиденции “Новые истории Екатеринбурга” — с этой идей музей “Дом Метенкова” выиграл в грантовом конкурсе «Меняющийся музей в меняющемся мире» Благотворительного фонда В. Потанина. В рамках этой истории в город приедут шесть фотографов или художников, работающих с фотографией. Задача довольно простая: нужно сделать фотопроект, так или иначе, связанный с местом. Я отправила заявку, особенно не рассчитывая на успех. Спустя несколько месяцев мне написал Сережа Потеряев — это куратор “Дома Метенкова” — и сказал, что они готовы принять меня в январе-феврале. Ребята, которые работают сейчас в музее — Сережа, Кристина Горланова и Саша Салтанова — сами художники, и поэтому, все трудности, связанные с работой в резиденции (сроки, условия и т. п.) понимают, и, наверное, поэтому, организованная ими резиденция получилась очень-очень классной.


По итогам предполагается реализация проекта в виде выставки, которая будет открыта для посещений в течение двух месяцев. Я этого обязательства немного боялась, поскольку чтобы гарантировать что-то неплохое, нужно повторить/продолжить то, что ты уже умеешь и делал раньше, но это неинтересно совсем; либо ты делаешь то, что тебя заводит сейчас, экспериментируешь, но тогда не можешь быть уверен в хорошем результате. К счастью, ребята  приветствовали любые поиски и эксперименты и не акцентировали внимание на важности итоговой выставки.



Фото 1



Ольга Дерюгина: Фотографии были найдены уже на месте? То есть, для тебя это было своего рода приключение — ты не знала, что обнаружишь и каковы будут истории найденных объектов?



Екатерина Юшкевич: Поскольку это дом Метенкова — место, где он жил и работал,  я подумала, что сам контекст подводит к осмыслению медиума фотографии. Первые несколько недель я ходила по разным музеям, архивам, смотрела местные паблики в социальных сетях в поисках чего-то интересного. Первую фотографию (со снеговиком), которая впоследствии стала отправной точкой моего проекта, я встретила в первый день в музее истории Екатеринбурга, она была частью экспозиции. Затем я стала смотреть, было ли что-то интересное в доме, в котором жила, и в его окрестностях – так я натолкнулась в сети на картинку с самолетом. Третью фотографию (с корабликом) я увидела во время посещения государственного архива, туда мы пришли вместе с ребятами из музея, они готовились к выставке, посвященной юбилею Метенкова, а я просто пошла за компанию. В какой-то момент главный архивист рассказал про выцарапанный кораблик. А потом я узнала, что в городе есть отряд “Каравелла”, основанный В. Крапивиным: они существуют с 60-х гг., и до сих пор остаются преданы традициям — у них даже форма не изменилась. И мне показалось, что здесь возможен интересный диалог. Четвертую фотографию (с пловцом) я так и не нашла и в итоге история получилась об этом. Пятая — тоже была найдена в интернете. Она немного выбивалась из уже существующего ряда, и я сомневалась, смогу ли справиться с ней, но потом столько раз про нее вспоминала, что в итоге, все же решила включить. Шестую мне показали в музее истории Екатеринбурга. В целом, встречи со всеми картинками были случайными.



 

Фото 2





Ольга Дерюгина: Как ты находила информацию про снимки?


Екатерина Юшкевич: Все снимки были найдены по-разному, соответственно, и способы поиска информации о них тоже разные. Фотографию со снеговиком передал на выставку ее владелец и он же, по одной из версий, на ней и изображен. Поэтому я попросила его координаты, мы с ним созвонились, и он немного рассказал мне про это изображение. Интересно, что кроме его комментариев(которые иногда противоречат друг с другу) за два месяца мне так и не удалось найти никого, кто бы про этого снеговика что-то еще мог рассказать. Хотя мы публиковали объявления и обращались в газетах и по телевидению с просьбой к жителям, связаться с нами, если они что-то знают. Все, что нам удалось выяснить — снеговик был установлен в ЦПКО в 1966-м году.


Что касается второй фотографии, мне было важно, что эта история объединяющая моих соседей. Поэтому я развешивала объявления в подъездах домов, расположенных неподалеку от парка. Там был указан мой номер телефона. Через какое-то время мне стали звонить люди и рассказывать разные подробности: например, что самолет простоял в парке совсем недолго, что из него должны были сделать детский кинотеатр или музей, но ничего не получилось и т.д.

Мы позвали соседей в парк и устроили обсуждение. Участники друг с другом активно спорили. Были соседи, которые ничего не знали про самолет — они пришли, как и я, чтобы узнать. Самым интересным было, как история переживалась заново через процесс рассказывания.



Неожиданно пришел дед, у которого были снимки горевшего самолета. Их, в итоге, тоже включили в экспозицию.




Мы нашли автора той фотографии — это Георгий Анатольевич Тонких (тоже сосед). Он провел автограф-сессию в парке. Серия слайдов долгое время лежала у него в футляре в столе, и ей никто особенно не интересовался. Этот внезапный шум вокруг фотографии его самого очень веселил. Мы сделали из этой фотографии открытку, и соседи и все желающие могли отправить ее в другой город.




Что касается третьего снимка, я разговаривала с сотрудниками архива и с местным историком, а параллельно с ребятами, которые занимаются водным спортом. Мы провели у них открытый урок: я рассказала, как развивалась фотография, на каком этапе в момент создания этого снимка находилась, про то, чем занимался Метенков.


Фото 3


Артем Беркович историк-архивист, куратор Екатеринбургского Центра фотографии «Март»
Практика рисования по отпечатку была характерна для этой эпохи — на многих открытках Метенкова мы видим нарисованное небо. Одинаковое на разных картинках. Это связано с тем, что светочувствительность материала была такой, что, например, на этой картинке небо отсутствует.
Но, честно говоря, я не могу вспомнить, чтобы я видел нарисованные какие-то объекты/детали. С другой стороны, я не помню, чтобы я видел парусники на других Фотографиях. Лодок в изобилии, существовали лодочные станции, но это были лодки на веслах и не предполагали наличие какого-то паруса. Я видел парусники на гравюрах, рисунках, но чтобы я на фотографии парусник видел — я такого вспомнить не могу. Лодочная станция слева была, их было много.
Вопрос, были ли там парусные суда? Ясность можно внести одним только способом — взять негатив и посмотреть. Этот я в руках не держал, я взял уже отсканированный в ГАСО.
Фигурка человека мне не нравится. У меня нет сомнений, что есть лодка, следы от лодки, она смазана немного на воде. Но это могла быть обычная лодка, а к ней сделали парус. В принципе, нарисовать такой парус не чудо. У него нет никаких характеристик объема. Это просто белое пятно. Со всей очевидностью как парус он не прочитывается.
Мой подход характеризуется научным критерием - в данном случае мы сталкиваемся с проблемой, поскольку имеем дело не с источником, а с его копией. Любой ученый в такой ситуации говорит —дайте мне оригинал. В данном случае этот вопрос по скану мы однозначно решить не можем. Мы имеем некую уникальную вещь. Скорее композиционно объяснимую для этого кадра. Я не могу вспомнить, чтобы этот предмет встречался на других фотографиях. Если что-то сделано один раз — оно должно быть сделано и второй и третий и четвертый. Может быть, это уникальный случай, неожиданно энтузиаст поднял парус, и именно в этот момент Метенков встал.
Или Метенков единственный раз использовал такой монтажа Но, в любом случае, единичный случай — это самый спорный случай. Единичный случай — это случайность. Это мог сделать не Метенков, а упражнялся его лаборант. Все что угодно. Единичный случай —это случайность, а нам нужны закономерности. Если бы мы видели нарисованных извозчиков или еще что-то, мы могли бы сказать: “Да, это подход этого автора". Но мы такого сказать не можем. Раз это единичный случай, значит он вызывает сомнение. И мы должны доказать, что он был, Потому что теория вероятности говорит, что его не было.


И предложила им тоже проанализировать снимок на предмет его достоверности — могла ли лодка быть в действительности. С 1966-го года отряд “Каравелла” был частью журнала “Пионер” — у них есть своя школа журналистики, она до сих пор существует. Я попросила ребят из секции написать тексты, которые могли бы в 1887-м году выйти в местных газетах, связанные с этой лодкой. Мы хотели, чтобы даже если этой лодки не было, в воображаемом нами пространстве она была. Дети писали от имени штурмана, прохожих, Метенкова; один ребенок стихотворение написал. Потом я стилизовала тексты под газету “Екатеринбургская неделя” — и включила в выставку.


Относительно четвертой, мне подсказали, что существует музей Динамо, дали координаты его хранителя, и дальше я уже с ним напрямую общалась.



Ольга Дерюгина: А обычный посетитель может попасть в этот музей?



Екатерина Юшкевич: Музей не открыт для посещений, но по договоренности туда можно попасть. Он по совместительству является кабинетом Ашастина Бориса Викентьевича — и, соответственно, туда можно попасть только когда хранитель на месте и не занят другими делами.


Про пятую картинку я толком не смогла ничего узнать. Я писала человеку, который загрузил ее в интернет, но ни в одной из социальных сетей он на контакт со мной не вышел.


На шестой фотографии изображена группа Антона Валека — екатеринбуржского революционера. Внизу ручкой сделана подпись: “Группа Антона Валека, расстрелянная Колчкаковцами в 1919-м году”. Я думала, из-за растровой природы изображения, что оно из какой-то книжки. Но оказалось, что это открытка. Потом мне местный историк (Женя Бурденков) подсказал, что снимок находится в архиве общественных организаций Свердловска. Я нашла документ, подтверждавший, что это действительно расстрельный снимок. Встретилась с Игорем Валеком — внуком Антона. Он не очень много знал о фотографии, кроме того, что это бабушка передала ее в архив, однако много рассказал про события 1919-го года: про нерасстрелянную царскую семью и то, как они жили в Краснодаре. Конечно, эти рассказы были скептически встречены историками, но мы все же включили их также в экспозицию.

 



Фото 4





Ольга Дерюгина: Что было представлено на выставке?



Екатерина Юшкевич: На выставке висят шесть планшетов с выбранными мной фотографиями и стенограммами разговоров с участниками, свидетелями, экспертами. Кроме того было шесть папок с материалами, которые я собрала за время работы, которые не вошли в основную часть. Плюс аудио.



Получается, что в рамках — это повествование, составленное мной, а материал в папках — это приглашение зрителя собрать свою собственную картинку.


Также на одной из стен висели три фотографии: две  — с горящим самолетом, а третья — с детьми-каравелльцами примерно 60-х гг., где они на фоне той же стены, у которой мы фотографировались. Эти снимки висят без подписи или комментария — предполагается, что внимательный зритель сам обнаружить связи с историями, которые стоят за “основными” шестью кадрами.


Конечно, получилось много текстов. Но я и рассчитывала скорее на беглый взгляд зрителя, чем дотошное изучение представленных документов.



На открытие пришли люди, которые имели отношение к некоторым из историй, и посетители, ничего не знавшие об этих фотографиях. Иногда кто-то из зрителей спрашивал у соседа, например,”Я что-то не понял, сколько самолет там простоял” — и тут другой посетитель отвечал: “О, я вам сейчас всё расскажу, я всё прочитал”.



Фото 5




Ольга Дерюгина: То есть созданные предпосылки для коммуникации сработали абсолютно?



Екатерина Юшкевич: Да! Таким образом, собранные сюжеты стали для кого-то частью их собственной истории. Или за счет того, что люди сами в некоторых событиях участвовали, или за счет того, что они уже знакомы с одним из снимков. И это потрясающе — у меня были большие сомнения, что так получится, но всё сложилось! Мы всех посетителей призывали дополнять наши материалы, и все новые сведения тоже в папки подшиваются, так что хорошие истории продолжаются!



Фото 6